
Наказание без преступления
Классик российского и мирового театра поставил ветхозаветную Книгу Иова – библейский текст сокращён, но не переписан, а местом, где разворачивается театральный текст, выбрана не одна из сцен мегаполиса Александринский, а Царское фойе.
До спектакля я фантазировал, как преобразится локация, в обычные дни облюбованная зрителям для фотосессий. Оказалось, никак: Царское фойе – как Царское фойе, без метаморфоз; только стулья расставлены по периметру. И свет – как свет; стационарные светильники-люстра и дневной, из окон, его сила регулируется подъёмом-опусканием штор (неожиданный аналог занавеса!). Кажется, даже в проекте «Сны Алексанлринки», где один из участников театра post Дмитрий Коробков поставил в Акустической трубе экспериментальное «Сожаление», фойе, послужившее только для пролога, освещалось изощрённее. Но едва удивишься такому будничному облику Царского (если слово «будничный» вообще можно применить к этому торжественному месту),
как удивляешься – не счесть, в который раз – гению Фокина, режиссёра, почти не имеющего равных в преображении пространств.
Первые главы Книги Иова читает – «за кадром», из динамиков, в записи – Николай Мартон; негромко, неспешно, без всякой аффектации, зато своим божественным (тут это слово уместно максимально) голосом. Мартон вводит в курс дела – «был человек в земле Уц, имя его Иов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла». Но подверг его Господь немыслимым, страшным испытаниям – получается, что на пари с сатаной; позволив искусителю поразить и хозяйство, и тело праведника (спойлер – Иов вынес всё, Господа не предал и был сполна вознаграждён). И наступает минута, когда фойе обращается в суровый библейский пейзаж – насколько аскетичными, настолько и сильнодействующими средствами. Капельдинеры выносят в центр тряпицу с заглавным героем – и «зал» приобретает почти апокалиптические черты. А использован всего-то один квадратный коврик-холст, на котором скорчился-скукожился грязный израненный человек.
Голый человек на мёртвой земле.
Чей шёпот– «погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек!..» – срывается на агональный хрип; переходит в надрыв, истерику, плач – и возвращается к шёпоту. Постарались и гримёры – тело покрыто предельно натуралистичными – даже с расстояния в метр они выглядят подлинными – кровавыми язвами проказы. Жесть!
Иова играет молодой премьер Алексанлринки Иван Ефремов; кажется, что играет на пределе сил;
я бы мог испугаться за физическое состояние актёра,
если бы не знал, что тем же вечером он выйдет уже на основную сцену в спектакле Никиты Кобелева «На дне» в роли Васьки Пепла. Поводов для страха нет, для восхищения – миллион: безупречное владение собой и профессией.
Из действующих в библейской притче трёх друзей Иова – «и пошли каждый из своего места: Елифаз Феманитянин, Вилдад Савхеянин и Софар Наамитянин, и сошлись, чтобы идти вместе сетовать с ним и утешать его» – Фокин оставляет только Елифаза Феманитянина в сопровождении девы со скрытым чёрной накидкой лицом. Епифаза играет Александр Поламишев – запомнил актёра ещё лет 15 назад, с роли Гоголя в фокинском «Вашем Гоголе». А так в программке нет привычного деления создателей по делам их; все перечислены как коллективный автор спектакля; и можно только догадываться, что Игорь Фомин – это как раз обманчиво безыскусный свет, а Иван Волков – эмбиентный, иногда умиротворяющий, иногда устрашающий звук с элементами восточного фолка.
Все вместе создали уникальный экспириенс, где сошлись поэма экстаза, физический театр, ритуал.
Опыт боли и радости.
Наверное, здесь есть отсылка к легендарной работе Ежи Гротовского «Стойкий принц» – о некогда радикальном эксперименте, а ныне общепризнанном шедевре я слышал слухом уха, но глаза мои не видели его, потому не стану говорить о том, чего не разумею.
Спектакль краток, быстр, и я не вижу смысла искусственно раздувать текст об этом экспрессивном, и камерном, и величественном жесте.
Поле трактовок велико; я почувствовал в хэппи энде провокационную иронию – вот как молниеносно разрешаются беды, если чтишь Господа должным образом; и раны – театральный макияж, снимаются мановением руки, и недужность – лицедейство. Иов облачается в белые одежды и идёт в пляс; ноги – до потолка. До имперской люстры.